Блог Геры Фотича

Россия – вечная моя любовь и печаль!

Страна помеченных обочин,

что становятся папертью…

Глава 1. Прилет

Это было окончание многочасового изнурительного перелёта. Осталось позади блуждание по многочисленным залам, с блестящими полами, похожими на мраморные столешницы бильярдных столов, откуда люди, словно шары, толкаемые необходимостью, закатывались в лузы турникетов.

Недолгая скученность и с облегчением устремлялись в новое пространство. Продвигались ближе к долгожданной свободе после бестолкового пребывания в бесконечных прозрачных лабиринтах очередного аэропорта.

Полицейский с окаменевшим в своей сосредоточенности лицом, погрозил Василию пальцем и указал им же на проход, где скопилась очередь из дюжины человек.

Он был не высокого роста, без лишней полноты, что не предполагало возможность грубого наезда массой тела, как это рекламировали  многочисленные боевики с участием американских копов.

“Почему я должен идти туда, если рядом есть совершенно пустые проходы между тумб, где сидят такие же болванчики как этот и о чем - то мило беседуют между собой”? - подумал Василий. Сделал вид, что не увидел жеста стража порядка. Начал вертеть головой, словно пытаясь сориентироваться в незнакомой обстановке. Как бы ненароком оказался у арки металлодетектора, где прибывшие не задерживались.

Полицейский снова, молча, повторил свой жест и, прижав правую руку к кобуре с торчащей рукояткой пистолета, сделал шаг навстречу.

Теперь движение выглядело угрожающим. Не то, что под стать  хищному орлу, раскинувшему крылья на кокарде его фуражке, был очень агрессивным. Просто в машинальности его движений, выдержанной конкретности жестов, аскетичной мимике сквозило нечто механическое, похожее на манипуляции робота, который неумолимо будет делать то, на что запрограммирован. Как хлеборезка - опускать свои острые крутящиеся ножи через равные промежутки времени на поставленную  в лоток булку, отделяя кусок за куском. И точно так же, она с тупым безразличием отрежет неосторожно оставленный на запеченной корочке ваш палец, залив все вокруг липкой кровью. И будет продолжать резать дальше без какого либо сожаления о случившемся.

Василий не стал больше испытывать судьбу и вернулся в указанную очередь. Теперь он был уже примерно пятнадцатым. С завистью смотрел как  подошедшие позже него беспрепятственно катились, не задевая бортов в последний накопитель мимо стойки, где он безуспешно пытался проскользнуть.

Это было непонятно и унизительно.

С чувством неравенства и ущемленного самолюбия,  все более возрастающим ощущением расовой дискриминации переходящей в ненависть, он продвигался в очереди навстречу полицейскому. И оказавшись напротив, увидел протянутый ему еще один бланк для заполнения. Краем глаза увидел, что свободно проходили только граждане с синими паспортами. Осознав необходимость соблюдения новой формальности, смиряя внутренний протест, все же не выдержал и больше для собственного оправдания чуть слышно пробурчал:

-  Сколько можно их заполнять?

Взяв бланк, мельком взглянул на стража порядка ожидая увидеть насмешку презрения к глупому чужестранцу. Но тот едва улыбнулся, добродушно раздвинув в стороны плотно сжатые губы, выявив сеть морщинок в уголках глаз, углубив носогубные складки под кокетливыми ямочками на щеках.

И от этого ощущения чужого ехидства, без какого либо превосходства, а с сочувствием и пониманием к замученному долгим перелетом пассажиру, вся ненависть копимая Василием в этой пресловутой очереди переросла в благодарность. Он ощутил восторг от профессионализма этого стража порядка, отточенной продуманности действий, выражения лица в заранее прогнозируемой ситуации.

Василий представил  скрывающийся за данным поведением огромный опыт, совершенствуемый на протяжении столетий. Выстраиваемую и принятую модель,  куда его, отставного полковника российской милиции сейчас воткнули как новобранца, словно кусок теста в  заготовленную форму, дающую единственную возможность выпекаться в соответствии с удобоваримой и принятой в этой стране нормой…

-   Привет, дед! - услышал он позади себя веселый голос и почувствовал, как легкая ладонь коснулась плеча.

Он обернулся и увидел знакомых парней, рядом с которыми сидел в самолете. Успел с ними поболтать и даже выпить  виски. Они уже переоделись в футболки и шорты. Неожиданным  образом были трезвы, словно не опорожнили за перелет литровую бутылку Чиваса. Как ни в чем не бывало, стояли, бодро потряхивая исписанными листочками,  словно пионеры в очереди на прививку.

-  Давайте, помогу заполнить! - сказал Сергей, улыбаясь.

Это был  черноволосый парень лет тридцати с фигурой баскетболиста. Возрастные прыщики на лице, он всячески старался скрыть, замазывая их белым кремом, остатки которого выдавали наводимый макияж. Он путешествовал вместе со своим младшим братом Максимом, который не уступал ему в росте.  Даже мог сойти за близнеца, если бы не темное от загара лицо и узкая капитанская бородка совершенно ему не шедшая.

Одно можно было сказать точно об их сходстве - это то, что виски они пили на равных. При появлении стюардессы быстро прятали бутылку под сиденье. После каждого принятия на грудь, шелестели обертками фольги от шоколадки как ненасытные сладкоежки.

-   А ты что, по-английски соображаешь? – с надеждой спросил

Василий и протянул свой бланк с паспортом.

-   Ну а как же Вы думали? Целых два месяца зубрили на курсах. Невест-то американских надо будет охмырять! Как без языка?

Максим хохотнул, прикрыв рот ладонью, хитро посмотрел на брата.

Сергей достал айпад и хмыкнув от невольно случившейся двусмысленности, строго покосился на Максима.

Положив сверху полученный листок, взял у Василия паспорт, стал старательно заполнять пустые клеточки латиницей.

-   Куда едите? - через некоторое время спросил он, - Гостиница или родственники?

-   Дочка у меня с мужем и внуками под Чикаго, - гордо ответил Василий и достал из потайного кармана конверт с адресом.

-   Везет Вам! - позавидовал Максим, - А нам ещё надо найти своих будущих родственников, а потом жениться, вот - морока! А Вы верно на соединение с семьей едите? Остаться хотите?

-   Да наверно придется, - ответил Василий, погрустнев, вспомнив причину своей поездки.

-   Так радоваться надо дедуня! - отозвался Сергей и протянул заполненный бланк, - Паспорт синий с орлом получите!

-   Могу не успеть, - горько усмехнулся Василий.

Он уже снова оказался напротив полицейского и тот, пробежав глазами заполненный бланк, сделал на нем какую-то отметку. Оторвав половину, другую пришпилил в паспорт и вернул Василию.

На прощание ещё раз улыбнулся весело сказав:

-  Окей!

А затем повернулся к Сергею, шедшему следом, предоставив Василию возможность ступить на американскую землю.

Багажа у него не было, и он в растерянности остановился посреди зала, где черным плоским змеям, извивающимся под тяжестью взгромоздившихся на них чемоданов, никак не удавалось уползти в свои норы.

Вдруг накатило гложущее одиночество.  С благодарностью вспомнил о последних земляках - попутчиках. Решил, что видимо не зря они постоянно называли его дедом, хотя ему всего – то пятьдесят! В последнее время он сильно сдал, похудел, начал сутулиться. Медленно распрямлялся, когда приходилось долго сидеть, и слегка тянул за собой правую ногу, немевшую все сильнее от ягодицы до колена.

Черные волосы на голове разбавила седина. Они потеряли жесткость и поредели так, что можно было стричься раз в квартал. Брился по неделям, когда обращал внимание, что седая щетина начинала становиться мягкой и располагала к отращиванию бороды. Брови косматились и нависали все ниже, придавая лицу угрюмость и озабоченность.

В спортивной сумке через плечо - только необходимое: пара трусов, столько же носков, ещё кое-какие мелочи и взятая по привычке ветхая телефонная книжка с адресами бывших коллег многие из которых уже ушли в мир иной. Единственную верхнюю одежду он нес на себе. Это был серый костюм с темным металлическим отливом, который он купил лет пять назад для торжественных мероприятий на службе. В последний раз надевал его месяц назад на похороны жены.

Приобрести костюм заставила жена, настаивая на том, что начальнику надо выглядеть солидно. Выбирала его в обтяжку, чтобы застегивался только на среднюю пуговицу,  выделяя слегка выпирающий живот. Теперь костюм сидел мешковато. Плечи обвисли, а низ брюк, упирался в ботинки как помятые гофрированные трубы.

Ткань была еще плотная, несколько затяжек на бортах  были не заметны. А такого же цвета галстук с голубой рубашкой и серые ботинки делали вид Василия достаточно презентабельным, но только издалека.

На деньги от продажи своей недвижимости он застраховался. Оставшуюся сумму положил на счет в международный банк, оформил карту «виза»  и  вписал данные дочери как совладелицы. В страховку своей жизни на один миллион долларов и завещании тоже записал ее. Все равно российские банки больше не выплатят, обязательно обманут или убьют.

Под дерматиновой вкладкой на дне спортивной сумки - десять тысяч долларов. Ровно столько  таможня разрешает вывозить наличными.

До последнего момента он не верил, что его выпустят из страны. Сосед по лестничной площадке говорил, с продажи квартиры, дома и машины надо уплатить большой налог. А должников налоговики отлавливают в аэропорту, оставляя на родине.

В Питере всю дорогу лил дождь. И вот сейчас, видя через стеклянные двери голубое небо с редкими кляксами белых кучевых облаков,  он вдруг понял, что никакая жизненная сила не сможет вернуть его обратно. Что вот этот полицейский, которого он несколько минут назад ненавидел лютой ненавистью, не отдаст его, хотя бы даже в течение года указанного в визе! А ему столько и не надо. Лимит, определённый врачами, заканчивался через пару месяцев. Срок визы теперь - как целая жизнь. Но только - чужая.

Обязательный обратный билет - насмешка судьбы. Но это не огорчало. На его место незнакомая молодая мама положит уснувшего ребенка и с благодарной мимолетной жалостью подумает об опоздавшем пассажире.

Им овладело чувство защищенности. Уверенности в том, что все задуманное обязательно случится, а затем перейдет к дочери и внукам вместе с доброй памятью о нем. Он попытался представить чувство их благодарности, но вместо этого ощутил незнакомую ранее легкую светлую грусть.

Улыбнувшись своему новому настроению, Василий неторопливо двинулся за прилетевшими пассажирами, получившими поклажу, и оказался снаружи аэропорта. Он почувствовал, как плотный теплый воздух сдавил его со всех сторон, окончательно выжимая остатки влажной прохлады и настороженности, которую он неосознанно провез из России через все границы где-то глубоко внутри своего организма. Как контрабанду.

Вокруг было шумно. Шарканье кроссовок и покрышек автомобилей покрывало редкий стук каблуков. Хаотичное движение человеческих тел в разноцветных легких  нарядах создавало праздничное мельтешение похожее на плескание конфетти подхваченного ветром. Люди громко болтали на непонятных языках и жестикулировали. Как только их взгляды неожиданно встречались с Василием, они улыбались ему, словно старые знакомые, ожидая аналогичной реакции. Видя его растерянность, не обижаясь, шли дальше по своим делам.

От этой окружающей доброжелательности казалось, что он прилетел в гости к далеким родственникам, о которых не знал. Василий рассматривал их лица, стараясь уловить нечто близкое, объединяющее с ним. Пытался ответить улыбкой, но постоянно опаздывал, не успевая настроиться эмоционально, посылал флюиды  в никуда.

Проходившая мимо полная чернокожая женщина в красных обтягивающих рейтузах  неожиданно остановилась. Повернулась к Василию. Чуть склонив круглую щекастую голову на бок, вопросительно приподняла бровь и что-то спросила, задорно шевеля пухлыми губами. Не дождавшись ответа,  нахмурилась и задала другой вопрос. К ней присоединился смуглолицый парень с козлиной бородкой и заинтересованно встал рядом. Произнес несколько слов.

Василий смотрел на их лица, чувствуя в интонациях голосов,  непривычном сочетании звуков теплоту и заботу, от которой  на душе становилось очень хорошо. Было приятно так стоять окутанным маревом искреннего внимания.

Он с наслаждением улавливал в этой  речи знакомые слова из школьной и университетской программы по английскому языку. Казалось, что молодое беззаботное прошлое вновь встретило его здесь, дав возможность заново почувствовать свободу. При этом ощутить не страх получения плохой отметки за невыученный урок, а умиление от безнаказанности.

Рот невольно растянулся в ответной улыбке. Хотелось как можно дольше продлить это странное общение, но пересилив себя с сожалением  отрицательно покачал головой.  Произнес одно из тех не многих иностранных слов зацепившихся в его памяти:

- Сорри!

Незнакомцы тут же улыбнулись ему в ответ. Женщина помахала ладошкой, и они поспешили раствориться в потоке пассажиров.

Василий продолжал смотреть им вслед. Видя как, смешиваясь с толпой, они множились и делились  становясь многоликой многообразной массой, состоящей из разноцветных лиц рук и ног торчащих из футболок  штанов и кроссовок, двигающихся к стойкам, замерших на  эскалаторе, едущих в инвалидных колясках.…  Все это несло с собой ощущение экзальтированной эйфории. Люди любую чужую неприятность были готовы погасить как заразу своим единым порывом добродушия.

Все вокруг улыбалось: переливаясь, светились автоматы продающие напитки и печенье, подмигивала реклама, продавцы за прилавками приветливо кивали, приглашая зайти, добродушно жужжа, проезжала уборочная машина. Все это  соединяло людей в единый конгломерат счастья. И даже вздернутые красными рейтузами огромные ягодицы тучной удаляющейся негритянки, казалось, хихикали от удовольствия своего существования, вздрагивая при каждом энергичном шаге их владелицы.

Всеобъемлющий жар продолжал укутывать все вокруг своим проникающим глубоким теплом и Василий подумал, что эта страна находится ближе к солнцу, которое рождает своими лучами маленькие солнышки на металлических перилах, никелированных ручках дверей, в душах самих американцев.

“Это рай! - подумал Василий - Именно об этом мне писала и говорила дочь. Здесь мне будет хорошо”.

Всколыхнувшее его волнение постепенно улеглось, словно душа приняла и соединилась с этой новой формой существования, в которой ему предстояло быть.

Он глубоко вздохнул и ощутил резь в глазах. Не ту, что накатывает изнутри душевной горечью, не  удержанной ослабевшим сознанием, а легкую, рождаемую дуновение прохладного бриза внезапно коснувшегося роговицы глаз.

Все вокруг слегка помутнело, точно настраиваясь в новом формате. Василий несколько раз учащенно моргнул и слезы отступили.

Share this post for your friends:

Friend me: