Блог Геры Фотича

-   Понто прамо? -  спросил Михаил в телефон, произнеся слова в нос. Исказив голос до, отвратительной самому себе, гнусавости. После - замер. Сжал трубку, держал большой палец на красной кнопке. Сосредоточился. Превратился в единый слуховой рецептор, чтобы  в мгновенье распознать чью-то речь — в случае необходимости оборвать связь. Ну же! Ну!…

Он не помнил, где подхватил это иностранное выражение, которым откликнулся на звонок, что оно означало и на каком языке. Быть может, услышал ещё в самолете от случайного пассажира или уже здесь, по прилёту в Бразилию. Но почему-то зацепилось в памяти крепко.
В динамике - голос Лили. Как всегда наивно звонкий, непосредственный:
-   Алё алё!.. Можно позвать Миха…
Вздохнул, надсадность улетучилась, мог бы расслабиться, но…
-  Лили!!! - прерывая, шепчет он с досадой, так вымученно и пронзительно, что рядом стоящие граждане начинают оборачиваться. Опасливо озираясь, шагнул в закуток запасного выхода аэропорта. - Я же написал…
Только ее голос связывал теперь с родными, друзьями, с тем чем жил все последние годы. Неужели последние? 2013. Чёртова дюжина всегда приносит неприятности. Ощущение опасности, которой он себя подвергал, не смогло затмить нахлынувшие удушливые объятия тоски и опустошаемой унылости.
-   Ой, прости, Мигель, я тебя не узнала. Сразу поняла, что СМС  пришло от тебя, но голос… Как самочувствие? Где ты? Уже приземлился? Как погода? - но тут же затащила Михаила в собственную реальность. Стала пискляво визжать:  - Черт! Этот козел подрезал меня! Ты чего ослеп, старый пень? Уже джипаря не видишь на дороге… Барран… Ну, а ты-то куда лезешь на своём ведре…  Место что ли освободилось?…
И даже этот далёкий знакомый взрыв возмущения Лили не вызвал, как обычно, снисходительную усмешку, а только горечь необратимости того что случилось. Обморочное осознание, что Лили нет рядом, и не будет так долго. А может навсегда. А значит - не будет ничего, ничегошеньки… Он и раньше говорил с ней по телефону. Но это звучало ощущением елейного упования предстоящей встречи. Теперь — пропасть. Как чёрная дыра, которая поглотила всё чем он жил, что было дорого. А вместе с этим её лицо, руки, а через минуту исчезнет голос…
Михаил понял, что Лили едет на его «Лексусе». Она всегда ругалась за рулём. Именно за рулём, в других случаях — плаксиво жаловалась. На водителей других авто, на гаишников, на погоду, пробки, светофоры и разбитые дороги.
Нет, был один момент когда на неё что-то нашло. Весь путь она молчала. Сосредоточенно сопела как паровоз, а затем свернула на стройплощадку, проехала вдоль забора в самый угол и там, заглушив машину, стала расстёгивать ему брюки. Это было нарочито грубо. Но Михаилу нравилось когда его хотели, желали именно вот так. Без жеманства и компромиссов. Целеустремлённо, словно на распродаже новой электротехники. Он не сопротивлялся. А потом долго нежно гладил под кофточкой горячую спину Лили, чувствовал испарину, когда она прижалась обессиленная. Обнимала за шею, сидя на нём как на стуле — лицом к спинке.
Пять лет назад, когда исполнилось сорок, Михаил ушёл в отставку. Лили до пенсии оставалась десятка, которая, как раз определяла разницу в возрасте.
За время знакомства, она успела сойтись с парочкой коллег по цеху. От одного даже родила. Но замуж не вышла. Все время возвращалась к Михаилу. Он принимал её всегда, если даже для этого приходилось выпроваживать очередную подружку. В своей повседневной упертости и вожделении существования, она напоминала маленький гвоздик торчащий из тела жизни. Всеми силами старалась удержаться. Жаждала, чтобы кто-то вбил её поглубже. А лучше под самую шляпку — понадежней, навсегда. Но удары наносились косо, вполсилы, невпопад.
Лили была маленькой курносой девочкой. Стриженной под мальчика. И в двадцать, когда он впервые принёс ей документы на подпись. И в тридцать пять, когда вчера прощаясь, целовал её в Пулково, передавал ключи от квартиры и машины. Видел её непонимающие глаза, удивленно поднятые брови, приоткрытые губки. Их вид всегда манил. Её взгляд не отпускал. И он думал, что надо еще что-то сказать. Не мог подобрать слов. Глядел по сторонам, искал помощи у строгих полицейских, симпатичных стюардесс проплывавших мимо, в шуме зала, радостных криках встречающих. Но ничто не соответствовало томлению его души и, дабы прекратить поиски, он резко повернулся чтобы идти. Почувствовал, как она разгладила сзади куртку, собранную в складки сиденьем автомобиля. Лили всегда так делала — проводила  ладошкой от лопаток к пояснице и вниз. Продолжала растерянно молча стоять за красной ленточкой ограничителя, не успев опустить руку - он ушёл слишком быстро. И ладошка, съежившись замерла, обвисла лепестком на уровне груди, словно подставляя себя для мужского поцелуя.
А он уходил к стойке регистрации. Продолжая чувствовать спиной её пальчики, в глазах мутилось, и думал - что же он сделал такого. Что же такого сделал? За что? Оглядывался. Смотрел. Смотрел и видел расплывающиеся очертания. То её всю, то частично — остальное прикрывали двигающиеся фигуры. То, закрывшего её полностью, огромного толстяка с лоснящейся улыбающейся физиономией, толкающего тележку прямиком за Михаилом. Словно преследующий локомотив - не остановиться. И… всё.
За время их общения, много чего произошло. Только никогда не было скандалов и ссор. Быть может, она отыгрывалась на других своих знакомых? Встречи были полны нежности и заботы. Ей нравилось ухаживать за таким большим взрослым. Встав на цыпочки, заботливо повязывать шарф, интересоваться что он ел на обед и завтрак. Не болит ли у него что-нибудь.
Михаил улыбался в ответ. В основном молчал. Ему нравились эти ненавязчивые, ни к чему не обязывающие, вопросы. Казалось, они заполняли её всю, и он боялся перегрузить Лили ответами. Сломать её спрашивающий механизм.
Несмотря на такое долгое и бесконфликтное общение, они так и не поженились. Даже продолжали раздельно жить. Он - в своей студии в центре. Она — на краю города, с родителями, маленьким сыном и старой слепой бабкой.
Теперь он уже не помнил, была ли это любовь, когда он впервые увидел Лили в приёмной своего начальника. Или только душевный восторг и смятение от созерцания необычной внешности девушки. Воплотившей в себе мечты о далёких и недоступных тогда женщинах Юго - Восточной Азии. Смуглая брюнетка с высокими скулами, пухлыми соблазнительными губками и озорным взглядом черных раскосых глаз. В обтягивающем коротком платье, выгодно подчёркивающем её стройную фигурку. Росточком по грудь Михаилу и легка как пёрышко для его центнера мышц и почти двухметрового роста. В шутку, а может быть и нет, он обещал свозить её в Париж. Но не сбылось.
Несколько раз он видел сына Лили, когда подвозил их в аэропорт, улетающих в отпуск на юг. Но сам оставался. Семья была не для него. Несколько романов ни к чему не привели. За жену ему была служба. Она тревожила, устраивала Михаилу скандалы, будила по ночам, но частенько и баловала шумными дружескими вечеринками, очередной ступенькой карьерного роста или поощрениями начальства. Таким образом, долг Родине он закончил отдавать в звании подполковника, заместителя начальника агентурного отдела главка. Отвечая за организацию оперативных разработок, внедрение и совместные операции с другими службами.
Уходить не думал, но очередная реорганизация привела к руководству управлением молодого сотрудника из районного звена, сына старого отставного генерала подавшегося в депутаты. Михаил получил уведомление и, расстроившись от неожиданности, написал рапорт на увольнение. Пенсия, как спасательный парашют, была за плечами. Разовое пособие давало возможность открыть дело.
Под ту же реформу попали и его друзья: подчиненный — начальник отделения внутрикамерных разработок Николай Сиваков и руководитель отдела по борьбе с преступлениями в молодежной среде Полинов Серёга.
Решили втроем организовать бизнес. Открыли фирму, взяли в лизинг пару фур, наняли водителей. Николай был родом из Белоруссии, отвечал за поставку дешевых овощей и фруктов. Сергей решал вопросы кредитов и логистики, а Михаил поставлял товар на рынки города, поскольку был знаком с несколькими директорами.
За пять лет работы парк грузовиков расширился до двадцати. Был снят офис. Работой занялись профессионалы. А трое друзей делили прибыль и планировали дальнейшее процветание — своё и фирмы. При необходимости обращались за помощью к Лили, щедро платили.
Пропорционально экономическому росту, Михаил раздобрел. Появился нешуточный животик. Лицо округлилось. Волосы на голове поредели, поэтому стригся очень коротко. Постоянные занятия в тренажерном зале спасали только от увеличения полноты.
Лили оставалась секретарём начальника управления. Всегда улыбалась, вовремя готовила документы на подпись и приносила кофе. Это было для неё гарантией безопасности.
Она непрестанно жаловалась на тесноту у себя дома. Родители — пенсионеры продолжали её учить жизни — называли  неумехой, слепая бабка требовала ухода. От недостатка материнского внимания и поучения стариков  ребёнок рос нервным, страдал близорукостью. И, хотя Михаил просил только поливать цветы —  не сомневался, что Лили переберётся на его жилплощадь сразу, как только поймёт, что он подался в бега и надолго.
После убийства Сивакова сомнений не оставалось — на них идёт конкретная охота. Конспирация прежде всего. Хотелось жить. А на сколько длинны руки мафии Михаил успел убедиться ещё на службе. Заказные убийства раскрываются трудно. Убийц Старовойтовой и вице-губернатора Маневича до сих пор не нашли…
-   Я долетел, всё в порядке, - остановил он поток собственных воспоминаний и ругательств Лили. Внезапно ощутил прилив совестливости. - Я не успел предупредить Сергея. Передай ему, пусть будет осторожен. Связь через тебя.
-   Это твой новый телефон? - щебетала Лили.
-   Да, этот единственный не засвечен. Оформлен не на меня. Умоляю — не давай его никому. Даже Полинову. Тебе звонить не буду. Только ты. И в исключительных случаях. Или когда всё наладится. Поняла?
-   Расскажи, ты где? Там тепло? Это далеко? -  Лили общалась с обычной непринуждённостью. Такая же милая и непосредственная…
Хотелось обнять, ощутить как напрягается её тело. Увидеть лицо, идущее  красными пятнами возбуждения, вздрагивающую верхнюю губку, закатывающиеся глаза — Лили заводилась мгновенно и непредсказуемо.
Он мысленно проник через трубку к её резному милому маленькому ушку с вывернутой мочкой, ёжику волос и гладил, гладил, гладил… Словно ничего не случилось. Ни угроз, ни бандитов, ни предательства бывших коллег… В глазах защипало от охватившей невыносимой тоски и неопределённости. Хорошо, что родители живут далеко в деревне. До них не доберутся…
Посмотрел по сторонам. Из-за угла появился полицейский в черных очках. Прямо как из фильма. Подумал, что вряд ли здесь уже в курсе. Но решил внимания не привлекать. Закончил разговор:
-   Береги себя, сделай для остальных вид, что мы поссорились. Ну пока! Целую.
Ощутил в душе неприятие от пошлой формальности последнего слова. Раньше не замечал. Передёрнуло.
Вышел в зал и продолжил разгуливать по аэропорту Галеан. Иногда проверялся — оглядывался: не промелькнёт ли знакомое лицо. Но всё было спокойно. Обдумывал куда податься.
Сюда он прилетел по нескольким причинам. Во-первых — надо было куда-то срочно скрыться! Южная Америка подходила — расстояние от Санкт-Петербурга то, что надо! Во-вторых — не требовалась виза. В третьих — это была мечта. Ещё с тех времен когда впервые услышал с экрана от Остапа Бендера что-то типа: «Рио-де-Жанейро — хрустальная мечта моего детства, не касайтесь её своими грязными лапами…»
И когда в “Пулково - 2″ он увидел в расписании рейс на Бразилию — сомнений не было. До этой мечты теперь оставалось двадцать километров.
Аэропорт, на удивление, был самый обыкновенный. Даже скорее маленький для такого густонаселенного города, как читал в интернете: пятнадцать миллионов. За свою жизнь Михаил много где побывал и мог сравнить.
Небольшое количество рублей, прихваченное на родине, надо было поменять на местную валюту. Разговорный английский казался бесполезным. Большинство общалось на португальском, или испанском. Справочное — это спасение. Подошел к смуглой миловидной девушке в синей форме и спросил на английском где можно поменять валюту. Оказалось — внизу. Там был еще один этаж. Видимо, для вылетающих.
Банк нашел быстро и все рубли перекочевали кассу. Какая разница какой курс, если нет альтернативы?! Полученные купюры сунул в боковое отделение партмоне. Теперь на руках было несколько сотен реалов. Прикинул, что они в половину дешевле американского доллара. Ещё имелась пластиковая карта от Ситибанка. Но ею пользоваться пока не решался — вычислят немедленно. Гораздо быстрее чем по билетам на самолёт. Переложил ее в паспорт и тоже сунул в карман.
Теперь надо было подумать куда и на чём ехать.
Решил, что сделает это во время еды и пристроился в одну из очередей бистро. Обратил внимание, что на целую голову выше всех. Пожалел, что виден за версту.
Продвигались медленно. Народ впереди стоял разношёрстный: загорелые старики в сомбреро, толстые негритянки в платьицах на тонких бретельках, подростки в разноцветных майках футболистов. Загорелые улыбающиеся лица. Громко болтали. Отовсюду звучала музыка. Иногда кто-то начинал запевать: «Самба! Самба ди Жанейро….», вращал бёдрами, переступал ногами. Другие подхватывали на несколько секунд, топтались в общем ритме, крутились, кивали головами — после хохотали. Хлопали друг-друга по плечам, ерошили волосы пацанам.
Пока Михаил стоял в очереди, увидел на стене часы. Перевёл время. Было почти шесть утра. Снял лёгкий пуховик и свернул в чехол, положил в сумку. Остался в рубашке и джинсах.
Подойдя ближе к кассе, он так и не смог понять, чем кормят. Официанты в красных передниках выносили уже заполненные подносы. Что-то кричали, и к ним спешили граждане, ожидавшие за столиками. Пытался состыковать название блюд и того, что выносят. Ничего не получилось. В меню перевода не было. Вклеенные фото - как производственный брак, цветное месиво. Знакомыми выглядели только пюре и макароны. И то, непонятно из чего сделаны.
Потоптавшись, задал несколько вопросов на английском. Не понимали. Разочарованно отошел в сторону.
На прилавке лежала сдоба, но портить желудок не хотелось.
Ещё одна попытка основательно покушать в другом кафе, тоже ни к чему не привела — результат тот же. Зато своим хождением по очередям привлёк внимание полицейского. Был похож на первого, или он же. Голубая рубашка с тёмными погончиками. Чёрная фуражка с белой помятой тульей, как у выпускников морских училищ Питера. В тех же очках — непроницаемых капельках. Прислонившись к стойке, болтал с барменшей. Через зеркальную витрину в упор глядел на Михаила.

Share this post for your friends:

Friend me: