Везунчик (быль)

Автор: admin Опубликовано: 15 февраля 2021

image3

В этой старой заброшенной барской усадьбе с фундаментом из округлых поросших мохнатым плющом камней и примыкающей к ней длинной приспособленной под ночлег конюшне, расположились несколько отрядов средних школ, ПТУ и техникумов Ленинграда. Тем самым организовав комсомольско-молодёжный лагерь — КМЛ.

Убогие помещения с бойницами вместо окон, скрипучими деревянными дверьми были кое как по-быстрому утеплены, разделены перегородками на женскую и мужскую половины, вдоль стен стояли двухъярусные железные кровати.

В этот лагерь учащиеся прибыли летом 1976 года на пару месяцев по зову Центрального комитета КПСС в помощь сельскому хозяйству Ленинградской области на уборку урожая. Трудились на совхоз-орденоносец — в основном подбирали с полей оставленные комбайнами развалившиеся брикеты с сеном: кое как перевязывали их закидывали в прицеп трактора, а потом разгружали в хранилище. Высота закладки была метров десять, и мы точно египтяне по пирамиде карабкались вверх, передавали влажные тяжеленые тюки выкладывая ровные параллелепипеды под самую крышу, а затем кубарём скатывались вниз за новой колющейся неудобной поклажей. Наши юные молочные тела покрывались уколами острой соломы, точно комариными укусами. Без просоленной потом одежды мы походили на обитателей больничного барака, заразившихся опасной смертельной корью.
Вместо заранее обещанных денег нас кормили отговорками, давили на сознание и комсомольскую совесть. В результате слабенького двухразового питания в совхозной столовой брикеты сена становились все тяжелее, а силы таяли несмотря на молодой юношеский задор. И вот тут-то на подмогу из Райкома комсомола появился профессиональный Павка Корчагин. Правда фамилия у него была другая и лицом скорее походил на старуху-Шапокляк — длинный утиный нос и маленькие бегающие глазки, замаскированные сплошными яркими веснушками, казались предвестниками неприятностей — хорошими делами прославиться нельзя!
Помогать нам с работой он не торопился, а вот организовать досуг — это ему равных не было! На его предложение участвовать в самодеятельности никто не поддался, пляски наши проходили с тюками на плечах, а вот выпустить стенгазету с отрядной песней все согласились. Работали по вечерам, поскольку выходных нам не давали. В эти дни пришлось поддерживать комсомольский почин — бесплатно трудиться в помощь детям Ханоя, в честь строителей БАМа или делегатов 25 съезда КПСС…
Волонтёрский труд в праздники пытались бойкотировать, но Павка Корчагин с ехидной ухмылочкой пригрозил исключением из комсомола за отсутствие патриотизма и внешнее недовольство коллектива плавно перетекло во внутреннюю душевную озлобленность.
Стенгазету лепили традиционно: несколько статей про ударников, шутки про лентяев, стишки про лето и наступающий коммунизм. А поскольку я был командиром отряда, да ещё на гитаре играл — на мне лежала ответственность за отрядную песню. Жгучая обида не давала покоя, перед лицом стояла рыжая надменная физиономия агитатора.
Недолго думая, мелодия была взята из хорошо знакомой всем диссидентской песни “А чем хорош советский герб, справа молот слева — серп”.
Но слова были о наболевшем — жизни в комсомольско-молодёжном лагере. Кое какие строфы я ещё сейчас помню:

А чем хорош наш КМЛ,
Кто много делал мало ел,
А хоть гуляй или паши,
Не заработаешь гроши`!

А завтра, завтра снова в бой,
На БАМ работай и Ханой,
А если ты вопить начнёшь
Тебя прижмут, и ты поймёшь…

Куплетов там было много, но содержание аналогичное. Песня была дружно подхвачена отрядом, пару раз спета в казарме, а затем размещена в нашей газете. Думали — жури прочитает, погрозят пальцем и на этом все закончится! Хоть так отомстим — повеселимся от души.
И вот наступил день подведения итогов. На торжественной линейке комсомольцев поздравило руководство совхоза, сообщило о перевыполнении норм, что заработанные деньги получим у директоров своих учебных заведений. Затем были выступления каких-то районных партийцев, областных комсоргов и нашего «рыжего». Далее намечался конкурс стенгазет и песни. Бойцы должны были торжественно проходя маршем, спеть свою отрядную песню, но после поздравительной маяты на палящем солнце, однообразных приевшихся речей и традиционных безликих аплодисментов, сил на парад уже не хватило — все разошлись по койкам. И даже было немного обидно из-за отсутствия реакции на наш отрядный вызов.
Утром мне рыжий Пашка сообщил, что по результатам голосования всеобщего жури газета нашей школы заняла первое место и будет представлена на городской конкурс строительных отрядов осенью.
Эта новость нас приятно удивила, но решили — начальству виднее, и настороженное ожидание растворилась в счастливых хлопотах отъезда.
В начале учебного года получили свои кровные заработанные копейки и прослезились. Сложились на несколько бутылок портвейна и распили их после школы в парке.
Городской конкурс стенгазет строительных отрядов приурочили к Ноябрьским праздникам. Меня это как-то не очень волновало — про песню я забыл, но пришлось присутствовать, поскольку явка командиров и замполитов отрядов во Дворце культуры, где подводили итоги, была обязательной.
А замполитом у меня была симпатичная девушка из параллельного класса. Я давно чувствовал её внимание к себе, но взаимностью не отвечал — она казалась мне слишком худенькой. Но после лета она неожиданно поправилась и все соблазнительные выпуклости встали на свои места я стал находить её очаровательной. Она превратилась в стройную высокую блондинку с голубыми глазами и скуластым подбородком. Мы о чём-то весело болтали, я пытался назначить ей свидание. И вдруг слышу называют нашу школу и мою фамилию. Я не понимаю за что. Оказалось, наша газета завоевала первое место в городе и её торжественно внесли и прикрепили на стене, а рядом те, что заняли второе и третье места. Меня пригласили к газете — я выбрался из зала и встал рядом.
Начались поздравления, обещания дать школе денежный грант, поощрить директора.
Я обрадовался. Награждал меня седовласый мужчина в костюме и очках на широком трухлявом носу, как потом оказалось какой-то партийный руководитель. Повесил мне на шею медаль, вручил диплом, а затем повернулся к моей газете и стал с радостной улыбкой её читать, собираясь что-нибудь процитировать. Стишки и заметки он скользнул взглядом слегка морщась. А потом увидел нашу отрядную песню и радостно приблизил к ней лицо, стал очки двигать щепотью — то приподнимет их то опустит на нос, а улыбка на его лице неожиданно стала вертикальной от упавшей челюсти. Затем повернулся ко мне с выпученными через линзы глазами и спрашивает:
— Э-э — это ваша газета?
Я тоже решил убедиться не напутали ли случайно — как она могла победить? Вижу на газете номер нашей школы и отряда. Всё знакомо, уверенно отвечаю:
— Конечно наша, она и в Лагере заняла первое место! — а по спине уже предательский холодок побежал.
— В лагере? — переспросил он, глаза его заледенели, щеки покрылись болезненным румянцем, а на губах отразилась недобрая ухмылка. — В каком таком лагере? А песня тоже оттуда? Кто написал?
Я сразу понял куда он клонит. И показалось мне что это недвусмысленный намёк. Но как-то стыдно было отказываться или валить на всех, и я ответил, что песня моя. Душу наполнила обречённость. Сердце стукнуло пару раз и покатилось куда-то вниз, там затихло.
Уж не знаю читал ли кто вообще нашу газету в КМЛ и в ленинградском комитете Комсомола. Думаю — что нет. И если бы не этот дотошный партиец — поехала бы она в Москву на Всероссийский конкурс прямо во Дворец съездов.
Но какого-либо шума в тот день не было и мероприятие закончилось по плану, я доложил директору школы о поощрении и постарался забыть о случившемся казусе.
А через неделю Директор вызвал меня в кабинет и сказал, что несколько часов его допрашивали сотрудники КГБ на Литейном о моём детстве и юности, о родителях, поведении за всё время учёбы и решили к себе не вызывать, но из Комсомола рекомендовали исключить. В школе собрали Комитет комсомола, а я в этом комитете как раз представлял идеологический сектор — любил политинформации проводить, ездил на всякие форумы и слёты активистов.
Директор озвучил просьбу КГБ. Все пожали плечами. Как так «идеологический сектор» за неправильную идеологию наказывать? Что же это получается — всех комсомольцев школы на протяжении двух лет агитировал и просвещал диссидент? Песни нет, стихов нет, газета получила премию — за что наказывать? Решили отложить и подумать до следующего заседания. Так и спустили на тормозах.
Через четыре года, когда мне открывали рабочую визу заграницу, уж больно я переживал, вспоминая этот случай. Но обошлось и в 1981 году я перспективным океанологом ступил на берег Канады!
Периодически я вспоминаю этот эпизод своей жизни. Взрослых людей в те времена легко отправляли за аналогичное на стройки народного хозяйства.
Но как всё же газета прошла инстанции и попала в Горком? Порочная безалаберность комсомольского актива? Или кто-то специально решил показать её наверху? И сразу вспоминается мне хитрая рыжая физиономия с длинным утиным носом и ехидной ухмылочкой.
В любом случае я оказался везунчиком.
Декабрь 2020, Луга

Share this post for your friends:

Friend me:

Оставить комментарий

Вы должны Войти, чтобы оставить комментарий.